Бартоломео лежал на пригорке, на развилке железной дороги, и смотрел в бездонное голубое небо. Этот день мог стать последним днем в его жизни. Но он был спокоен, потому что знал, что выполняет свой долг, долг не
только перед Ватиканом, но прежде всего перед самим собой.
Киборг прикурил последнюю "Беломорину", смял пачку и протер ею ствол крупнокалиберного пулемета.
На горизонте показался эшелон с ежиками.
- А я так и не успел бросить курить, - вздохнул Икус и щелкнул затвором. Паровоз поравнялся с киборгом, и тот бросил первую гранату. За окном шёл дождь и рота гвардейцев, а в комнате было тепло от камина. Кардинал отвлёкся от созерцания пляшущих языков пламени на углях.
- Брат Пётр, Вас ещё не убили?
- Нет, мой Кардинал.
- Тогда налейте ещё вина.
Пётр покорно вздохнул и наполнил бокал Франческо венецианским вином. Кардинал полюбовался цветом вина и спросил:
- А как дела на фронте?
- Воюют, - просто ответил Пётр.
- А как чувствует себя брат Бартоломео?
- Он опять совершил подвиг, - печально сказал Пётр.
- Это хорошо, - сказал Франческо, - я думаю, его стоит повысить в
звании.
- И я того же мнения, мой Кардинал, - поддержал его
Пётр, - Мне кажется, что он достоин звания группенфюрера.
- Группэнфюрер? - задумался Франческо, - Это хорошо. У меня для него
есть новое задание...
